Ант Скаландис - Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Конечно, я рассказала бы ему все, но тут внезапно зазвонил телефон. В половине пятого утра. Вряд ли это был закадычный приятель, решивший узнать, как поживает старина Малин. Вряд ли.

— Что же ты не звонишь, Малин? — загремел в тишине голос Трегубова.

— Изволю почивать, Иван Николаевич, — соврал Сергей. — Что-нибудь случилось?

— Да не то чтобы случилось, — как-то странно замялся Трегубов. — Просто… Где сейчас эта Лозова, которую ты просил перевести?

— А почему вы спрашиваете? — ревниво спросил Сергей.

— А потому, друг мой, что люди, маячившие перед твоими окнами, знать не знают, кто ты такой, нужен ты им как прошлогодний снег. И вели они не тебя, а Лозову.

— Вот как, — только и сказал Сергей, потом, повернувшись ко мне, сделал выразительное движение головой, одновременно поднял брови и округлил глаза, как бы говоря: «Вот видишь».

— Ты слушай дальше, — гремел Трегубов. — Эти «кавказцы» оказались сотрудниками итальянской спецслужбы. Но мы не сможем долго задерживать их, будет международный скандал. В общем, мне срочно нужны твои каналы за рубежом. Но это уже во-вторых, а во-первых, где все-таки Лозова?

— Лозова здесь, рядом со мной.

— Очень хорошо. Что она знает об этих итальянцах?

— Она знает только об одном. По имени Бернардо, а фамилия… Иван Николаевич, да она вам сама расскажет.

— Естественно. Только не по телефону, пусть сюда приедет.

— Вместе со мной, — быстро сказал Малин.

— Натурально вместе с тобой. Я же сказал, что ты мне сейчас нужен.

— Вы на работе? — спросил на всякий случай Сергей.

— Да, — сказал Трегубов и перед тем, как повесить трубку, еще пробормотал: — Нету среди них никакого Бернардо.

Машину Сергей повел сам. То ли не болела уже нога, то ли он умел не обращать внимания на такие мелочи. До Ясенева, конечно, расстояние приличное, но по ночному городу правил мы почти никаких не соблюдали, и получилось всей езды не больше получаса. Но езды все-таки напряженной. Поэтому обсудить успели только самое главное.

— Что они так переполошились, как ты думаешь?

— А что тут думать? — сказал Сергей с уверенностью всезнающего человека. — Сейчас Одиннадцатый главк (по борьбе с терроризмом) совместно с итальянцами начал работу над программой борьбы с мафией. Итальянским спецам мы очень многим обязаны. А программа жуть какая серьезная, курирует ее фактически лично Генсек. Так что на карту поставлено многое. Кстати, итальянские шпионы у нас — это вообще экзотика. А сегодня только конфликта с Италией нам и не хватало.

— Ну и что же, ты будешь звонить Дедушке, чтобы все уладить?

— Зачем Дедушке? Зачем старика беспокоить из-за ерунды. Буду звонить шефу итальянского ИКСа. Этого вполне достаточно.

А уже перед самыми дверьми Сергей вдруг остановился и сказал:

— Татьяна, извини ради Бога, но я должен тебя спросить. Ты уверена, что рассказала мне все об этом итальянце и вообще обо всех итальянцах, с которыми когда-либо виделась?

— Уверена, Сергей. И не бойся, я не обижаюсь. Я уже достаточно в этом дерьме покрутилась, чтобы ни на что не обижаться. Никаких итальянцев у меня раньше не было. Будем говорить: явных итальянцев. Но ведь все мои контакты, без исключения все, подшиты в восьмом отделе у Куницина, и Трегубов наверняка уже их проверил.

— Да, ты права, — сказал Малин, и мы пошли.

— Иди первой, — предложил он, — тебе будет приятнее.

Я не сразу поняла, но мне действительно было приятно, когда дежурные на всех дверях, на всех этажах, прочитав в пропуске мою фамилию, козыряли и не задавали больше никаких вопросов. Малину такое удовольствие, очевидно, уже приелось. А я вот, между прочим, до сих пор балдею от этой «зеленой улицы» для красной книжечки.

Выяснилось все довольно быстро. Трегубов сразу сменил гнев на милость и откровенно заигрывал со мной, шутил, что, если б мы встретились раньше, никогда бы он меня не отпустил из ПГУ, потому что такие миниатюрные красавицы с языками да еще с карате позарез нужны ему для работы «на холоде». Малин непрерывно звонил по телефону. Долго говорил по-итальянски с Римом. Большинство присутствующих, разумеется, ни черта не понимали. Потом был разговор с Неаполем почему-то по-французски. Тут уже у Трегубова появилось осмысленное выражение на лице, но я-то все равно сидела как дура. Потом парой слов Сергей перемолвился с кем-то по-английски:

— Привет, старик, где бы мне сейчас найти Пьетро? Или Роберто.

А потом снова Неаполь, и Сергей уже не говорил, а ругался самыми черными итальянскими словами, и это можно было понять без всякого знания языка. Запомнилось часто повторяемое «соно фотгуто!» — с такой интонацией, ну прямо как наше «твою мать!». Я не ошиблась: по смыслу это было почти то же самое.

В огромный кабинет Трегубова то и дело заходили разной комплекции и разной степени интеллигентности майоры и полковники, сообщали свежую информацию. Пять телефонов на столе и один на маленьком столике трещали друг за другом почти не переставая, адъютантик-старлей только и успевал трубки сдергивать. В общем, было такое ощущение, что пять утра — самый разгар рабочего дня у разведчиков.

В результате всей этой чехарды выяснилось следующее.

Глубоко законспирированная команда итальянских «чекистов» прибыла в Советский Союз, абсолютно не имея намерения как-то ущемить интересы великой страны и вообще вмешиваться во внутренние дела СССР. Цель их приезда была одна: захват скрывающегося здесь под именем Бернардо Фелоцци неаполитанского мафиози по кличке Джинго. В «Интуристе» Джинго почувствовал за собой слежку и собирался, очевидно, прикрываться мною, выбирая момент для отрыва. Скорее всего он догадался, кто я, и специально, причем очень изящно, заманивал меня в свои сети, так заманивал, чтобы мне казалось, будто все наоборот. Очевидно, он рассчитывал на поддержку КГБ в ответственный и опасный для него момент. Когда же, вопреки всем расчетам, появился Малин и увел девушку, Джинго мигом сообразил, что линять надо немедленно. Думаю, мы еще разговаривали с Сергеем в фойе, а мафиози уже не было в зале. Следившие за Джинго никак не ожидали такого поворота событий и упустили парня. Поэтому единственной зацепкой для них осталась я. Вот, собственно, и все.

Дальнейшие поиски Джинго ни меня, ни Сергея уже не интересовали, хотя комитет активно включился в эту игру. Что ж, сами помешали, сами теперь и поможем поймать вашего бандита. Трегубов даже пожурил итальянцев за то, что они не обратились за помощью сразу. И правильно, между прочим, пожурил. Если бы не совместный Проект по борьбе с мафией, сидеть бы этим «карбонариям» в простой советской тюрьме на общих основаниях.

Ведь по нашим законам они обыкновенными преступниками получались. Но где ж им, итальянцам, понять наши порядки. А может быть, наоборот, они слишком хорошо знали ситуацию, вот и обнаглели. Но это опять же было совсем не наше дело.

Уезжали мы на рассвете. Первые пешеходы, первые машины, милиционеры, дворники… Город просыпался к новому рабочему дню. А мы, словно какой-нибудь загулявший Евгений Онегин, ехали домой спать.

— А куда мы, собственно, едем? — спросил вдруг Сергей.

— Не знаю. Ты же едешь. Домой, наверное.

— Домой-то домой, — не возражал Сергей, — спать хочется ужасно. Но к кому домой? К тебе или ко мне?

— Ко мне, разумеется, ближе, — рассудила я, — но, с другой стороны, нелогично. Ты что, меня оставить там хочешь? Мне будет грустно. А тебе наверняка надо быть у телефона.

— Ну уж нет, — злорадно сказал Сергей, — никаких телефонов. Хватит с меня на сегодня. И на вчера хватит, и на завтра, — добавил он. — Поставлю на автоответчик, пошли все в баню. Горячий душ и в постель! Разве что выпить еще по рюмке.

— Согласна, — сказала я, — только, Сереж, давай сейчас без всякого секса.

— Ты меня сильно переоцениваешь, девочка. После этой ночки не очень-то и захочется. А коньяк в таких случаях действует не как возбуждающее, а как снотворное.

Я потом вспоминала и думала, какой удивительный получился у нас разговор. Словно мы давно уже муж и жена. И нет у нас никаких проблем интимных или бытовых — только по работе, и от работы мы ужасно устали, как всегда, и едем в свое привычное уютное гнездышко — спать, просто спать, мирно обнявшись под одеялом.

Мы действительно так все и сделали: разделись, помылись, махнули по рюмке «Хэннеси» и провалились в сон. Ночной рубашки у меня с собой, конечно, не было, поэтому я спала нагишом, но и это не помешало. Мы уснули, как сурки. Правда, ненадолго.

Часа через четыре, наверно, при ярком свете солнца мы вернулись в мир уже разнополыми существами. Первым проснулся он, а точнее, поначалу лишь одна, но очень существенная часть его, и эта часть толкнула меня в бок. Тут же по всему моему телу разлилось мягкое ласковое тепло, словно я растворялась в потоках полуденного солнца. И не надо было никаких слов, ничего уже было не надо, кроме любимого, родного, прекрасного, горячего тела, обнимающего, притягивающего, входящего в меня…